Прежде чем взяться за этот дом, бюро АРХПОЛЕ научилось много чего делать с деревом (не только пилить и шлифовать, но и мять, дырявить и жечь) и много чего делать из него: столы и стулья, полки и комоды, брошки и магниты, зеркала и настенные рога. Мало кто в России мог похвастаться таким разнообразием - да еще с упором на один материал. Перепад же масштабов не только не смущал авторов, а, наоборот, заставлял смотреть на брошки как на архитектуру, а на мебель - как на ювелирные украшения. И более того - как на части единого целого, эдакий гезамткунстверк.
«Мы не мыслили дизайн как процесс, когда выбираешь мебель по каталогам; мы старались сделать архитектуру и мебель одним целым. Нам хотелось найти просто стул, просто стол - какие-то не кричащие, а лаконичные вещи. Безликие, но с чувствами. Создать конструктор, а не дизайн. И когда мы сделали первые предметы, то поняли, что из такой мебели можно формировать и архитектуру».Поэтому первый (и единственный) дом АРХПОЛЯ выверен и выточен в каждой детали. С высоты его даже можно принять за большой черный стол. «Помню, незадолго до войны он показал мне чертеж какого-то грандиозного здания, - вспоминал Корней Чуковский. - ,Что это за дом?" - спросил я. “Это не дом, это стол", - отвечал Леонид Андреев. Оказалось, что он заказал архитектору Олю проект многоэтажного стола: обыкновенный письменный стол был ему тесен и мал». Особенно ANTONHOUSE похож на стол со стороны улицы: ящиком выдвинут балкон, ножкой отставлена колонна, фрагменты перерубов кажутся ручками, а узкие окна - инкрустацией. Это впечатление укрепляется тем, что этот главный фасад предельно утилитарен: тумбы, ящики, ручки. Никакой заботы о репрезентативности. Он настолько никакой, что это можно было бы принять за высокомерие, но на самом деле NTONHOUSE ведет с улицей тонкую игру. Он не прячется от нее за высоким забором, его ограда не только прозрачна, но и зело оригинальна. Это самый настоящий «ноктюрн на флейте водосточных труб» - потому что именно из них, только крашенных в черное, она и собрана. Что, с одной стороны, развивает классическую дачную тему («я его слепила из того, что было»), а с другой - демонстрирует, как она может быть растиражирована, то есть переводит ее в регистр дизайна. Ведь и дизайн АРХПОЛЯ, хотя и направлен на дерево, не может им ограничиться: железо, стекло, ткань - все это (за исключением пластика, что тоже знаменательно) есть в их предметах. Поэтому и дом представляет собой размышление о том, как инкорпорировать металл или бетон в деревянное целое уже большего масштаба. Этим дом принципиально отличается от своего первоисточника, которым был типовой проект Laminaria финской фирмы Kontio. Но если план дома остался практически тем же, то образ был радикально переосмыслен в сторону большей жесткости, а все не деревянные элементы получили особый статус - практически арт-объектов. Так, например, котельная была не спрятана, как обычно, а, наоборот, оказалась на виду за стеклом, став почти музейным экспонатом. А уже от этого сердца дома по нему разбежались артерии и вены, прорываясь сквозь деревянное тело то светильниками, сделанными из труб, то сантехникой. Вход в дом (и балкон над ним) - из стали, а главная лестница целиком отлита из бетона. Бетон при этом носили с улицы ведрами и аккуратно заливали в опалубку - тем не менее «цветок» вырос, не ведая стыда: процесс строительства дома последовательно документировался в ЖЖ друга дома Михаила Нефёдова. И эта открытость (а в ЖЖ на дом вылились жирные потоки критики) - такая же часть замысла, как уличный забор, который не случайно так провоцирует и интригует. Все это не просто жилой дом, это еще и шоурум АРХПОЛЯ, где проходят обкатку многие их творения. Они делаются именно для этого интерьера, чтобы потом стать серийным продуктом - как, например, шкафы и тумбы, где в качестве завесы использованы цепи. При этом обкатка происходит не только в режиме обыденной жизни, которой живет тут вполне нормальная семья, но и в контексте непрерывных выставок, концертов, тусовок. И в этом смысле план дома был выбран очень точно: непропорционально большую гостиную окружают со всех сторон приватные помещения, которые при этом выходят в нее разнообразными балконами и галереями, то есть это практически сцена, окруженная многими уровнями зрительских мест. И в этой книге это, пожалуй, самый яркий пример «дома как сцены». Площадь гостиной - почти 70 метров, в день новоселья сюда поместилось 300 человек! От кухни и столовой она условно отделена длинной бар- ной стойкой, а на участок раскрывается громадными окнами, которые охватывают ее с двух сторон сплошным остеклением. Но этот угол как бы вырезан из общего квадрата дома, и его фланкируют еще два остекленных торца, так что вечером структура дома даже со двора становится неуловимой и он кажется бесконечным. Если же глядеть изнутри дома, геометрический центр которого отмечен той самой винтовой лестницей, - бесконечность предстает как непрерывное движение. Захваченный вихрем этой лестницы, дом как будто теряет фрагменты, они выпадают из него, как ящики из стола, превращаясь в террасы, над которыми кружат удержавшиеся балконы… Этими балконами продолжаются наружу спальни второго этажа - то есть они абсолютно функциональны, как и все в этом доме, но ощущение удвоенной реальности не покидает. На это работает и тот факт, что снаружи дом темно-серый, почти черный, а внутри - абсолютно белый, за исключением наливного пола. Что выглядит как хорошая декорация к постановке, главные роли в которой исполняют предметы мебели. И это, пожалуй, первый дом, который был подобран под мебель, а не наоборот. Правда, еще в 1981 году американский художник и дизайнер Аллан Уэкслер сделал беседку в виде стола, а в ней - стол в виде беседки (Dining Building with Matching Table). Но то все-таки был сугубо художественный жест, а тут - можно жить.
